Осанна Наджафова
Психотический дискурс Лакана
Экспромт-фантазия на заданную тему, написана ко дню рождения
Жака Лакана 13-го апреля 2004 года.
Вам может показаться странной в контексте праздничного мероприятия эта тема. Однако, выбор ее не случаен и обусловлен по меньшей мере двумя целями, которые она преследует. Первой, но отнюдь не главной ее задачей, является нивелирование того почти школярского восхищения, которое вызывают у меня работы Лакана, в то время как я буду признаваться в любви мастеру (а я собираюсь сделать именно это). С другой стороны эта тема значима сама по себе, так как я не изобрела ее, а только материализовала с помощью данного текста и в лучших традициях избранного дискурса то, что витало в воздухе вокруг наших еженедельных встреч, посвященных, семинарам Лакана.
В последнее время я все чаще сталкиваюсь с несколько необычным для меня способом подачи информации, когда вслух ничего не говорится, потому что считается не психоаналитичным, но окружающая атмосфера, тем не менее, оказывается наполненной разнообразными несимволизированными и преимущественно отрицательно заряженными отзвуками, произнесенных в кулуарах виршей, донельзя извращенными к тому же проходящими через третьи руки интерпретациями. «А у царя Мидаса ослиные уши!», «А Фрейд устарел!», «А у Лакана психотический дискурс!». Они обыкновенно лопаются как мыльные пузыри при отдаленном приближении лишь намека на критический разум. Произнесенные же свистящим шепотом эти мнения обретают некую воображаемую ценность, которую им никогда не удалось бы получить, будь они высказаны вслух. Психоаналитикам лучше, чем кому бы то ни было известно, насколько трудно противопоставить что-либо тому, что не нашло словесного воплощения. И, поскольку все же принято апеллировать к Фрейду, который, к слову сказать, из своих неудач мог извлечь много больше, чем иные из своих успехов, и уж точно не обесценивал свой опыт невозможностью обращения к нему не только современников, но и потомков, я позаимствую у него имеющееся в избытке мужество, необходимое для того, чтобы вернуть означающее к его изначальному эквиваленту и буду говорить о психотическом дискурсе Лакана.
Что, собственно говоря, представляет собой этот пресловутый психотический дискурс? У истоков его все та же греческая psyche- душа, и, казалось бы, как психиатрии, так и психоанализу, который узаконил именно ее в качестве своего одновременно и объекта и инструмента исследования, пристало относиться ко всем ее проявлениям с возможно большим вниманием и деликатностью. Однако любые попытки обращения к психотическому дискурсу как внутри, так и вне психиатрии, не только не встречают сочувствия, но скорее вызывают плохо скрываемое недоверие и неодобрение. Психиатрия большей частью вовсе отказывает ему в праве на существование. С ее точки зрения применение самого понятия дискурс по отношению к отклонениям психотического уровня представляет собой нонсенс и соответственно психотические проявления не могут рассматриваться включенными в особый дискурс, не говоря уже о структурировании его. Психоаналитики обычно более осторожно выносят подобные вердикты, но и для них психотический дискурс оказывается маргинальной сферой, которая, хотя и имеет место быть, но где-то уж очень далеко на периферии, до нее нередко просто не доходят руки. Отчасти по этой причине, отчасти из-за робости, внезапно охватывающей вдруг исследователей души, любое изучение психотического дискурса осуществляется с позиций, находящихся вне самого психотического дискурса и имеющих к нему лишь касательное, поверхностное отношение. Именно оно провозглашается единственно-возможным и симптоматично находит свое воплощение в пренебрежительных и уничижительных репликах, мало что добавляющих к существу самого дискурса. Особенно в отстаивании отстраненной от самого психотического дискурса позиции, преуспели психиатры, у которых (я воспользуюсь здесь словами одного из представителей этой достойной профессии) собственное психотическое ядро располагается настолько близко к поверхности, что даже малейшее к нему прикосновение вызывает нестерпимый всепоглощающий ужас, чаще называемый аннигилляционной тревогой.
Лакану среди прочего инкриминируется отрывочность и беспорядочность суждений… Но он, пожалуй единственный из известных мне исследователей настолько остро ощущавший не только всю потенциальную мощь этого дискурса, но и отдававший себе отчет в том, что признанием этого дискурса сделан только первый шаг и дальше via regia к его познанию ведет через безумие. Понять его можно, будучи внутри, а не снаружи. Определения – тяжкий, неблагодарный, бесперспективный – часто возникают в контексте работы с психотическим дискурсом, создавая в его окружении, странную свиту, препятствующую всякому приближению. Однако, бессмертная надпись: «входящие, оставьте упованья», - как видно, мало страшит Лакана, больше пробуждает его интерес. Психотическая составляющая, присутствующая в каждом человеческом существе, в некоторых случаях в силу особых причин оказывается доминирующей, узурпируя возможность говорить и образовать дискурс. Вне рамок психоаналитической терапии это чревато госпитализацией в одном из психиатрических учреждений. Внутри аналитических отношений психотическая составляющая получает право голоса, что тоже грозит непредсказуемыми последствиями, пусть и скомпенсированными в случае благополучного выхода из этого психотического монолога некоторым снижением общей тревоги, как и возможностью получения других дивидендов в виде общего улучшения психического состояния и большей адаптивности в социуме.
Отсюда исходит другая опасность, грозящая психотическому дискурсу – попытки принести его в жертву на алтарь утилитаризма. Лакану счастливо удается избежать и ее, так как по сути дела его мало интересует его практическая применимость. Сам дискурс ставится выше своего создателя, обретая черты откровения. Что Лакану действительно оказывается внятным, так это вопрос об истинности языка самовысказывания дискурса, не имеет значения речь ли это, речение или отречение. Чем же эту истинность померить? Как и затемненность смысла в нем только привлекает мастера. Отсутствие своекорыстия не остается без вознаграждения. На поверку истинность представляется тождественной любви, а все чувства, будучи взаимными, превращаются в особый, пусть и приглушенный голос психотического дискурса. Этим голосом озвучивается основная содержательная абстракция, выведенная еще Фрейдом, он становится в полной мере голосом бессознательного.
Вопрос о реальности этого открывающегося дискурса уже не ставится, так как он является для субъекта единственно возможным. И даже будучи поставленным, он приводит только к сомнению в собственном бытии и своей самотождественности. Психотический дискурс – это реальность, как реально все то, о чем в нем говорится, ибо текст либо есть, либо его нет, третьего не дано. В этом аспекте большая близость психотического дискурса средневековым представлениям, для которых то, что можно вызвать в памяти и помыслить было более реальным, чем то, что можно получить с помощью зрения или осязания, не вызывает сомнений. Лакан удивительнейшим образом оказывается свободен от презумпции дикого (так называемого научного) позитивизма, господствующей в современных представлениях. Особенно это заметно в категориях реального, воображаемого и символического, которым чужда всякая тотальность, но которые напротив допускают достаточно широкую вариативность и почти импрессионистическую размытость границ. Сама же возможность психотически убедительно (идиллически бесконфликтно) структурировать внутреннее свое бытие противоречит любой попытке допущения какой бы то ни было другой реальности, кроме психотической. Относительно самого себя усомниться в чувствах любви, ненависти, собственных сексуальных импульсах было бы более, чем странно, поэтому все попытки сомнения в себе самом проецируются на окружающую действительность.
Здесь можно очень отчетливо увидеть эту разницу восприятия самого себя у субъекта, находящегося внутри психотического дискурса и вне него. Для субъекта, находящегося внутри собственного мира, нет никакой разницы, обстоит ли дело за его пределами, то есть в реальности, все так, как он себе представляет, или как-то иначе. Он ведь способен переживать его только одним определенным образом, и выражать себя может тоже только одним определенным языком психотического дискурса. Сама необходимость этого различения появляется только у несчастных, оказавшихся волею судеб или своей собственной (в зависимости от убеждений), по ту сторону психотического дискурса. Они уже не могут игнорировать собственную субъективность, спасаясь от нее среди четырех стен в одиночестве или в толпе родственников и друзей, но тоже в немилосердности собственной тоски, а кто и в аналитическом кабинете «под розой»[1] находит успокоение собственных страданий. При этом, несмотря на все заверения, здесь не сквозит и намека на заботу о достоверности или вымышленности существа дискурса.
Однако, вряд ли так уж необходимо доказывать, что психотический дискурс даже для людей, пытающихся всячески его избегать и игнорировать, а возможно в первую очередь именно для них, оказывается по отношению к их духовному миру своеобразным полюсом притяжения. Человек, испытавший очарование психотической недифференцированности в сознательном возрасте, стремится вернуться туда. Этим может быть объяснена та легкость падения в психотические состояния, которой подвержены пациенты психиатрических клиник, как и подавляющее большинство клиентов психоанализа.
Надобно сразу заметить, что разворачивается психотический дискурс на фоне общей филологической чуткости более приличествующей, вероятно, поэту, нежели ученому, и фон этот немало привносит интересного в общее восприятие текстов Лакана, хотя доставляет и известные сложности в особенности для людей мало привычных к многозначности принимаемой речи. Обсуждает ли он вместе с другими прочитанный отрывок Фрейда, делится впечатлениями, сводит ли счеты эго психологами, выступает ли с разъяснением – он подчас и не пытается все это стилистически выстроить, и вместе с тем каждая тема отчетливо слышна.
Само применение психотического дискурса отсылает нас к вопросу о том, какой эффект, достигается при помощи этого дискурса. Очевидно, что самому автору, умело им пользующемуся, он дает возможность почти безграничного расширения пределов аналитической работы. И самым желательным профилем этого расширения является для него, именно подключение к психотическому дискурсу. То, что он в данном случае предлагает нам, на поверку не оказывается чем-то уж вовсе незнакомым. Скорее даже этот психотический дискурс в чисто техническом плане представляет собой доведенный до своего логического конца основной метод психоанализа – свободную ассоциацию. По крайней мере, здесь Лакан совершенно честен, говоря, что идет путем Фрейда. Использование метода свободных ассоциаций ни у кого ведь не вызывает больше вопросов. Но, именно в самой сути этого метода впервые акцент переносится, при желательном отключении сознательного, то есть логического контроля, на саму механику речи, на механически функционирующие соотнесенности индивидуально сформировавшихся соответствий бессознательного. Механика речи при этом выполняет неблагодарную работу адской трубы, хриплый звук которой созывает обитателей вечных теней. Причем речевые неловкости в первую очередь призваны свидетельствовать подлинность речи. Таким образом, «вина» Лакана, судя по всему, заключается именно в том, что он в использовании фрейдовского метода достиг определенного совершенства, того, уже названного психотическим, предела, вызывающего неописуемый ужас тщетно старающихся его постичь «поклонников». «Живой еще и тленный человек, дерзнул сойти в нетленную обитель». Он предлагает своеобразный экскурс в смежные сферы Фрейдовской мифологии, куда сам Фрейд не захотел или не успел добраться.
Пока, однако, все на что оказались способны большинство из его последователей – это редуцировать метапсихологические теории Фрейда до угодных им и более уже ни на что не годных концепций, варварски упрощенных, чтобы не сказать кастрированных. Как охотно предпринимаются попытки поставить психоаналитическое учение на службу морализма, ну как же, оно ведь грешит исследованием чудовищно сексуализированной сферы бессознательного. Вскоре, вероятно, раздадутся призывы отказаться от психотического дискурса и посадить фантазмы под домашний арест. Или все-таки возможно научиться мыслить себя в перспективе не только собственного развития, но еще и в контексте общечеловеческой истории. Учение Фрейда, психотический дискурс Лакана являют собой как раз те вехи на ее пути, к которым всегда можно вернуться, коль скоро впереди начнет мерещиться реальный или мнимый тупик. Они оба умели превратить в положительно валентный любой разворачивающийся дискурс, будь то аналитический или психотический, хотя к первому их слушатели и последователи были не всегда готовы, а ко второму были не готовы всегда.
Стало быть, их постоянное требование включения в интенсивный процесс интеллектуального поиска состоит не в отказе от психотического дискурса, но скорее в нахождении возможности по мере надобности апеллировать к любому из дискурсов, могущих привнести нечто новое в поле человеческого взаимодействия, в стремлении изыскать рычаг переключения дискурсов. Именно это умение стоило бы у них позаимствовать. Оно необходимо для постижения индивидуального мира представлений собеседника, не допускающего даже в аналитической ситуации ни сплошной исповеди, ни бесконечного себе потворства. Тогда, быть может, нам удастся, в измерении настоящего времени и зримого пространства о трагическом и тревожном говорить до жестокости спокойно и получить в ответ все неизмеримое многообразие оттенков речи, оставаясь, тем не менее, всегда в регистре человеческого.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] «Под розой» - по римскому обычаю роза, подвешенная над столом, символизировала тайну, являлась эмблемой конфиденциальности.
другие статьи:
Сухоребрая Елена "Вопросы субъективности в психоанализе"
Сухоребрая Елена "О сновидениях"
Наджафова Осанна "Психотический дискурс Лакана"
Швец Иван "Психоаналитический аспект депрессии"
Швец Иван "Миф Интернет. Социокультурные предпосылки развития Интернет – аддикции."
Швец Иван "Воображаемое и осуществление желания в пространстве Интернет."
Швец Иван "Опыт групповой психотерапии в психиатрическом стационаре. Открытая группа."
Четвериков Павел "Психосоматика"
Четвериков Павел "«Некоторые особенности динамики открытой психотерапевтической группы психиатрического профиля»"
Юран Айтен "Образ/взгляд/глаз или психоаналитическая оптика."
Юран Айтен "Размышления у зеркала или
пространство и время в психоанализе"
Юран Айтен "От «Зеленого дома» к «Зеленому острову».
Заметка о детском психоанализе."
Вернуться на Главную
